– Взяли.
– Ходу!
– Разом,эх, да!..
Тяжелпервый шаг, атам – влеглии пошли, раскачиваясь,пошли,оставляя намокром песке клетчатыйслед лаптя.Набегалашаловливаяволна, зализывалабурлацкийслед.
Секлибурлаковдожди, сушилветер.
На тихихплесах шлиходко, верстпо сорок в пряжку,а наперекатах и убычков – гдевода кипмякипела –маялись,сволакиваяпорою посудинус камней илис отмели.
С-заугла копейкусрубим,
На неекраюхукупим...
Э-эй,дубинушка,ухнем!
Э-дазеленая самапойдет!
Дернем
подернем...
Дернем
подернем...
да ещеразок
поддернем...
Идет-ползет!
Ух
ух...
Ух
ух...
Уу
ухнем!..
Бывало итак. Ночью сберегакричали:
– Набарже-е-е-е-е-е-е!..
Караульныйне вдруготзывался:
– Штоорете?
– Намсамого.
– Спит.
– Ну,СафронМаркелыча.
– Спит.
– Буди.
– Пошто?
– Будидавай!
Слышнобыло, каккараульный,шаркаябосами, проходилна корму вжилое мурье.На борту появлялсястарыйприкащик,гладко зевалвнепрогляднуютемень иокликал: [37/38]
– Кто там?Чего там?..
– СафронМаркелыч, явибожескумилость, выставипо чарочке...Зззадрогли!
– Неприпас, необессудьте.
– Ну, хошьполупивца поковшику,погреться.
– Ненаварил, непрогневайтесь.
Бурлакиснималишапки.
–Удобрись.
–Зззадрогли!..
– Выкатихошь бочонокквасупьяного.
– И квасуне наквасил,не взыщите.
– Што ж,пропадать?
– А вы,глоты,зачерпнитеводочкииз-под легкойлодочки давскипятите,вот вам игрево.
– Эх,рядил волккозу.................................................................................................
СафронМаркелыч,выслушав ихбогохульную брань,сплевывал,мочилсяпрямо за борти, дернув,уходил к себев мурье.
– Вишь,распираетчерта. Схозяином подигорохунаперлись, анас на рыбкедержит. –Бурлакикутались влохмотья ирогожи, гнулисьна холодномпеске, клялибелый свет...
Чутьзорька –гусакподнимал:
– Хомутайся!
Укачалауваляла,
Нашейсилушки нестало.
Дубинушка,ухнем!
Зеленаясама пойдет...
Идет
пойдет...
Идет
пойдет...
Идет
пойдет...
Самапойдет...
Дернем
поддернем...
Дунем
грянем...
Да ещеразок
У-у-ухнем!..
Солонаты, слезабурлацкая!
Приходилидо места, –мясо наплечахободрано докостей,деньгизабраны ипрожиты, лаптистоптаны,рубахи вшамисъедены.
Вязалиплот и опятьсплывали наниз.
По Волге,Каме и Оке
по Дону,Днепру иВолхову
шлибурлаки,погрязая вболотах,
утопаяв песках,дрожа отхолода изадыхаясь отжары. По всемрекамрусским,подобна надсадномухрапу,кружила песняда трещалихребтыбурлацкие... [38/39]
ЛетелаВолгапразнишнаяда гладкая...
Настрежнеигралисолнечныескорые писанцы.Ветришка потихой водестлал кошмы,гнал светлыхершей. Наперекатахвзметывалсяжерех, гоняямальтявку.Там и сям, какрыжие бычьишкуры, былираскиданыпесчаныеотмели.
НадВолгой город
вгороде торг.
Лавкимеховые срастянутымина рогатках зверинымишкурами,прилавки ссукнами и беленымихолстами, дамежлавочьязаезжих купцовиремесленников.
Широкиескамьи былизаваленыкалачами,кренделями иподовымимасленымипирогами.
Отрыбныхшалашейнесло злойвонью, крутилиносами иотплевывалисьпроходившиеименитыегорожане.
Телеленькалина церквахколокола иколокольцы,крепкийхмель бродилв толпе.
Рядшорный, рядбондарный,ряд горшечный,ряд блинный.Людупразнишного– не продохнуть.
Бочкиквасные,корчаги сговяжьимищами да киселями.Высоковзлеталикачели схохочущимидевками ипарнями.
Баба-ворожеягадала набобах, дведевоньки-подруженькиглядели ей врот и отстраха дух немогли перевести.
Ребятишкина разныелады дули вглиняные свистульки,кровопускржавойбритвой отворялкровьстрельцу.
Божбаторговыхлюдей, крикиохрипших задень зазывал.Старуха-лепетухапродавала наговорнуютраву.
Табунамивалилинарядныедевки, грызлисладкиерожки,щелкалиорехи.Поводыриводили слепцов.
Встороне отторгу, наполянедымились ямыдегтярей исмолокуров. Вчерныхкузницах сопелигорны, тюкалимолотки.
Ползликалеки инищие, голосяпесни скорые ипеснирастяжные.Пьяницахрапел подлопухом у забора.
Доушейперемазанныйкупороснымичерниламиподьячий, вдолгополом,оборванномсобакамикафтане и вшапке клином,набивался замедныйтрешник хотьна когонастрочить жалобу,кляузу илидонос.
Однузазевавшуюсядевкуокружилибурлаки.Вихрастыйбуян ухватилее заналивныегруди икрикнул:
–Ребята,ведьму пымал!
–Отзынь, ирод|
–Ведьма.
–Што ты,злыдень,напустился?Поди прочь!–отбиваласьдевка. – ЯскорнякаБалухина дочка.
–Рассказывай,сарафаночка!Али забыла, –видались мы стобой вкрещенскую ночьна Вакуловойгоре?
–Пусти, змей! [39/40]
–Ведьма!Загоготалибурлаки:
–А ну, погляди,нет ли у нейхвоста? Буяноблапилкрасавицу,завернул ейюбки наголову и,шлепнув порумяномузаду,крикнул:
–Крещена!
Плачущуюдевкуотпустили, асами соржаньем ишуткамигурьбойповалили вкабак.
Окруженныестражейстрелецкой,брели колодники–выпрашивалиподаянье, подзвон и грёмкандальныйсо скорымпричетом изавывомраспевалипсалмы ижалобы:
Гниеммы и чахнем
Встенахтюрьмы.
Насгложут идушат
Исчадиятьмы,
Невиден закатнам,
Невиден восход.
Православныебратья,
Пожалейтесирот...
Ктоброситтюрьмарямпирогобкусанный,кто –яблок-заедок,кто – чего.
Приехавшиеиз дальнихзаволжскихскитов молчаливыемонахитолкались внароде, выменивалитовары наиконы и книгирукописные.
Втеникаменнойцерковнойограды надорожныхсумахотдыхалиседые от пылибездомки. Надкостром вкотелкебулькал ипенился грязнымнаваромшулюм –жиденькаякашица-размазня.Полунагой