Гуляй Волга - Страница 32


К оглавлению

32
все своеумение истарание обращалина выделкуклинков идали мируобразцы, непревзойденныедо нашеговремени.

Гасанбывал вмастерскихСамарканда иГерата,Керманаха иСираха,Испагани иХоросана, знавалработылучшихмастеровДамаска и Ахлата.

Кускужелеза Гасанумел придатьбледно-серыйцвет, что дляоружейниковвсей Сибири являлосьнепостижимой,достойнойудивлениятайной.Железо изолото, стальи серебро былиодинаковопокорны егоруке. Многоон выделалценногооружия и подстарость ослепот ядов икислот,употреблявшихсяпри работе,но деласвоего неоставлял.

Мурлыкаяпод нос стихиКорана иприслушиваяськ визгунапильника идрелимолотка, он расхаживалпомастерским,брал издельяоружейникови, осязаниемобнаруживаяизъяны,ворчал:

–Хайрюла,насеченныйтобою узорбледен. Тебяплохо кормитжена? Силынедостаеттвоим рукам,или тебеизменяетглаз? Каждаялиния узорадолжнапрощупываться,как кость вхудойсобаке...Возьми идоделай.

Останавливалсяоколодругогомастера:

– У тебя,Тагир,кислотаизлихаглубоко проеласталь. Шашкаперелетитпри первомкрепкомударе.Резьба, скольона ни былабы мелка игуста, недолжнаумалятьгибкостибулата: всежилки ижелобкинаправляйтак, чтоб ударклинка скользилвнесоединений.

Шелдальше ибормотал:

– Нашедело святое.Нет ремеславыше нашего.Думайте, какиз железавыгнать вес,оставив емусилу его... Отмечатребуетсятяжесть, а щити копьедолжны бытьтолькопрочными и легкими.

ПоследнейработойГасана былашашка, надкоторой онвысиделмного лет. Врукоятку еебыли вделанытигровыекогти, наполете онапоражалалегкостью, нобыла стольпрочна, чтопри умеломударе еюможно былорассечь быка.Похоросанскомубулату клинописьюструилсяколенчатыйузор, который,проходя вовсю ширинуклинка,повторялсяпо его длине.При паденииклинок давалзолотистыйотлив, былбурен, какгорный поток,и сверкал присвете дня,как сколокчистого льда:былоудивительно,что он непрозрачен.Насеченнаяпо тупиюклинкастрока арабскогописьмагласила: «Ненадейся на меня,если у тебянетхрабрости».

ГасанподарилшашкуМаметкулу.

Рукимастерадрожали, и отволненияслеза заливалаего незрячиеглаза, когдаон передавалшашкуМаметкулу:

– Бери. Тысамыйхрабрый внашемнароде... Много[111/112] бессонныхночей, какмолитве, отдаля этой работеи ослеп наней... Бери.Шашка окупитсебя: одинудар тызаплатишь заАлтай, другой– за Русь.

Маметкулпоцеловалиссохшуюруку мастера.

В лесныхкряжах, вкрутыхберегахсытая текларека.

Полеснымтропам, рекоюи по болотнымстежкам напризыв вождяспешиливогулы.Всклокоченныечерныеволосыниспадали доплеч, а смуглыелица игорячийблеск глазобличали в вогулахюжное племя,заброшенноев этот крайволею судеб впорувеликогопереселения народов.С ними бежалисворысвирепыхпсов.

Налеснойполяне, надискрящимсяручьем – мольбище:груда белыхвымытыхдождями костей,увенчанныеветвистымирогамивысохшиеголовыоленей.Валяласьстарая,исклеваннаяптицамиоленья шкура.

Взеленом снестояла тайга.Ели да сосныизливалисмолистыйдух. Собаки,высунувгорячиеязыки,скакали вокругкедра, накоторомрезвиласьбелка, перелетаяс ветки наветку. Тишинабыла выткана нитямикомариногозвона.

Наберегуохотникиставиликостры,наводиликотлы.

– Какиевести, Кваня?– спросилодин другого.

– Воевалмаленько...Хорошо.

– С кемвоевал?

– Срусскимивоевал... Всестрелывыметал и убежал.

– Гдетвой брат?

– Убилибрата...Заберу егожену, оленей,собак, нарту.Все заберу,буду богатый.

– Глупый!Завтра и тебяубьют.

– Ну-у-у! –свистнулКваня. –Убегу наКонду. Я умный.

– Казакии на Кондетебядостигнут даум твой смоюткровью.

Из-заповоротарекивывернулсячелн вождя Ишбердея.Под сильнымударом веслачелн летел –на обестороны сшумомразбегалисьволны. Вождьподплыл и,уперевшисьвеслом в днореки, легковыпрыгнул наберег, прямона сухоеместо;непокрытаяголова егобыла охваченапламенемпервойседины; налевое плечобыл накинутяргак изкосматойшкуры дикогокозла; наногахкожаные,обшитыежелезом чулки;на поясеболталисьпристегнутыеремешками –нож, огниво,игольник,остроконечнаякостянаябляха длячисткитрубки и костяной,величиною вноготь, идол.

Приветствоваливождя,припадая наодно колено.Шаман вывел вкругжертвенногооленя и,засучив меховойрукав,взмахнулклинком.

Олень

грохнулся.[112/113]

Понежной кожеего, как рябьпо воде,заструиласьдрожь;трепеталвоткнутый всердце нож; ивот ужесмертнойпеленою,словно дымом,затягиваетслезящийсятускнеющийглаз его,устремленныйв чащу леса.

Собаки,поджавхвосты,отбежали.

Шаманвыдернул ножда, наточив вгорсть крови,хлебнул изаткнул ранупучком мха.

– Горе! – стоскою истрастьювоскликнулон, ударив вбубен, и, какчумной,закружился вбыстромтанце. – Горевогулам!..

В хмуроммолчаниислушалиохотникизавыванияшамана и далекийперестуктопоров: топосланные навысмотрыразведчикиударом обухао ствол дерева,от жилья кжилью и отстойбища кстойбищуподавалиусловныйзнак опродвиженииврага, – такжители тайгии болот наогромные расстоянияза самоекороткоевремяузнавали, раноли казакиостановилисьна ночевку,где плывут дакакогоберегадержатся.

Мрачногудел бубен,созываябогов.

Прислоненныйк пенькуболван –грубая, намазаннаякровью морда– безучастноглядел дырочкамиглаз на бедуплемени.

– Горе!Горе вогулам!

Чуя беду,подвывалисобаки.

Шаманупал, бубеноткатился всторону. Страшноелицо его былоперекошеносудорогой, клочьяпены стекалипо бороде.Собаки, задравклыкастыеморды,взвыли,жалуясьсвоему собачьемубогу.

Вождь:

– Слушай,народ!..Плывут...Закованные вжелезо...Харт-сали-уй...(Железныеволки.) Несут

32